Всё кружится ленивая птица Над затерянной в море мечтой. Только вот безнадёжность таится За её неземной красотой. Только вот осторожность расчёта Да коварной корысти следы В безмятежных движеньях полёта Вижу я. Только видишь ли ты? Что любовь тебе? – Вечная драма! О неё спотыкался не раз. За величьем её панорамы Ждёт порой огорчение нас. Но чуть снова надежда приснится, Чуть пригрезится счастье опять, За таинственной синею птицей Ты готов без оглядки бежать. Ты готов без смущения верить Новый образ любя без стыда, И весь мир по нему только мерить, И надеяться, что никогда В огорчение не превратится Образ этот любви золотой… …Но кружится ленивая птица Над затерянной в море мечтой.

Как мало нам надо для счастья! Чтоб солнце сквозь дождь улыбнулось, Развеяв пучину ненастья, И радуга тихо проснулась. Чтоб небо раскрыло объятья И крылья мечте подарило. Чтоб не настигало проклятье, Беда стороной обходила. Здоровье чтоб было стальное, Удача дарила улыбки, И жизнь была сытой, хмельною И наши прощала ошибки. Чтоб рядом любимые жили, Пылая взаимною страстью, И нас бесконечно любили. Как много нам нужно для счастья!

	Как боялись мы горя да лиха. Ну и стали у жизни пажами. И мы плыли размеренно, тихо И охотились за миражами. Но взлетела над нами жар-птица. Кто-то птицу увидел – и выстрел. Ох, не надо крылатым родиться: Слишком век завершается быстро. Но грядут не за этим ли вёсны, Чтобы крылья найти и… разбиться? Эх, забросить бы мне свои вёсла, Да и взвиться над вами жар-птицей.

	Не спеши уходить: Семь путей очагу не замена. Не спеши забывать: Это ветер далёкой мечты. Не спеши не любить: Обращаются клеткою стены, Что возводит тоска, Когда люди сжигают мосты. Не спеши обещать: Мы с тобой в этой жизни не Боги. Не спеши говорить, Что ты сможешь, а что – никогда. Не спеши не прощать: Ведь не будет обратной дороги. Не спеши уходить: Ведь уйти ты успеешь всегда.

Есть за оврагами тихое старое кладбище. Мёртвое небо гранитом застыло над ним. Там, у берёзы найдёт себе сердце пристанище, Там наша память растает бесследно как дым. Там будут сниться наивные детские шалости, Там будут ветры свободы и ливни разлук, Там будут годы покоя от страха и жалости, Там будут фото родных и знакомых вокруг, Там будет гордое солнце рождаться и маяться, Там будет вечная осень – листвы круговерть, Там будут люди бродить, забываться и каяться, Там будет жизнь. Я не верю, что там будет смерть.

По бескрайнему я полю пойду. Вольный ветер нивы гнёт невпопад. Вижу в небе золотую звезду, В поднебесье птицы парой летят. Закружились птицы в танце любви, Мне крича: “Пришла она навсегда!” И парят, не замечая земли, Где с ружьём бредёт охотник-судьба. Сквозь прицел глядит намётанный глаз, И на вечность гром над полем навис, И Господь любовь святую не спас: Вдруг одна из птиц летит камнем вниз. Не забуду я пронзительный крик Бедной птицы, поражённой судьбой. Как мечта закончилась в тот же миг, Закатилась за багровой звездой. А другая птица долго ждала, Что взлетит с земли единственный друг, И поверить в смерть его не могла, И кружила надо мной новый круг. А в душе её – лишь мрак да печаль, А на сердце – пустота и тоска, И в глазах видна безбрежная даль Той земли, где друг пропал на века. Наступила бесконечная ночь, Беспросветная и злая беда. Тишина немая птице невмочь, И ножом по сердцу ей пустота, Одиночество напало из тьмы И обрушилось на птицу волной, И стремится птица от тишины Даже в клетку, только бы не одной... ...Я рассветом эту птицу найду, И она о счастье вспомнит опять. Покажу ей золотую звезду, А она меня научит летать.

Продавал Савелий душу У Казанского вокзала. А что делать? Голод душит, И нужда в тиски зажала. Был Савелий образован И красавец…до женитьбы, Но судьбой парализован. Да уж, не продешевить бы. Вот подходит покупатель При костюме чёрной нити – На остаток жизни – нате, А душонку – заверните. Вот удача так удача, Мне души назад не надо. И машина мне, и дача, И гарем, и все услады. Пусть для Бога я опальный – Сатана пришлёт посылку, А на лавочке вокзальной Божий бич обнял бутылку. От природы – безобразный, Человечеству не нужен. Он и глупый, он и грязный, Но свою он ценит душу. Он в мучениях похмелий Проклинает жизнь, но всё же Гнус – не он, а ты, Савелий. Грешен он. Но ты – безбожен!.. ...И таких, поверьте, много. Кто о будущем не тужит, Кто продать готов и Бога, Что там мелочную душу!

	Ах, любовь – Неверная подруга. Ах, разлука – Длинная река. На карниз – Из замкнутого круга. Он не Бог уже, Не раб пока. Но теперь он Обладает властью Рухнуть в небо, До земли взлететь. Шаг назад – И долгое несчастье. Шаг вперёд – И быстрая, но смерть.

После двух мгновений счастья – Бесконечная разлука, Беспросветное ненастье, Вены режущая мука. Сердце колющая доля – Что слепая безысходность, В приступах душевной боли Так с агониями сходна... Для чего же было счастье, Что терзает ныне память?! Но давно не в нашей власти Жизнь вернуть или исправить. Только, если б возвратилось Время то и новым стало, Неужель хватило б силы Не затеять всё сначала?

	Есть из прав только право на мысли. Да и прав, как всегда, тот, кто лев. Там, вдали, не Земли края мыс ли? Или дар прорицателя – блеф? В нашем небе наделали дырок. К нам спускаются бесы извне. В нас родился из физика лирик, Что строчит мадригалы войне. Уж не Марс ли нам работодатель? Мы же с неба до низа сползли! Уж не прав ли был тот прорицатель, Что мы движемся к краю Земли?

Я иду по опавшей листве средь

осеннего леса,

Где весёлое солнце смеётся

последним теплом,

Где шуршит под ногами в траве рыжей

ветер-повеса,

Где высокие клёны без кроны грустят

о былом.

И все истины кажутся мелкими

в вечных мотивах,

И прощаемо зло, и далёкие беды разлук. Отчего-то становится мир

безнадежно красивым,

И таким близким счастье сейчас

представляется вдруг.

И остывшие светлые грёзы

потерянных вёсен

Почему-то с надеждой тройной

возвращаются враз.

Это к нам снизошла

обречённая царствовать осень

Растревожить прошедшею верой

забывчивых нас.

И уже занесённая рыжей листвою

тропинка

Превращается в мой неизведанный

жизненный путь.

Может, это тупик, и за той

недалёкой осинкой

Завершится тропинка.

Да только не в этом и суть,

Коль навстречу далёкой звезде

я шагаю отважно.

Это счастье, беда иль судьба.

Но одно ясно мне:

Я обратно вернусь!

Со щитом, на щите ли. Не важно.

Ведь вокруг дышит осень.

Ничто мы в сравнении с ней.

На дистанцию жизни выходит спортсмен – Мягкотелый младенец, Плаксивый крикун. Стадиона дорожка лежит подле стен Долгих лет. Он на ней – тихоход и бегун… Все вокруг с умным видом советы дают, Но у всякого, знаете, свой организм. Можно силы раздать тем, что рядом бегут, Но не жди, что помогут – У всех своя жизнь. Выбивают из ритма усталость и страх И сбивают тревоги с набитой тропы, А споткнулся, так нужно стоять на ногах, Если стать не желаешь барьером толпы. Даже время бежит. И вперёд, а не вспять. Торопись. Ты, наверное, хочешь успеть В этой гонке места призовые занять? Вот и финиш. Объятья раскинула смерть.

Фонари глядели в спину, Дождь плевал в лицо Заблудившемуся сыну Девяти отцов. Угасающая память: Детство в синяках, Да бушующее пламя Злобы в кулаках. Ныне: юность по подвалам В звёздах сигарет, Где Венера – дочь вокзала Продаёт рассвет. Плеск обманного веселья В смоге косяка, Да отравленного зелья Требует рука. Сила страха выше дружбы, Крепче всех оков. Ах, забытый и ненужный Материнский кров, Если б ты дурным примером Парню не служил, Может, он надеждой, верой Да любовью жил. Может, не искал спасенья В горе да беде. Может, не желал забвенья В сказочном нигде. Но судьба коварной плетью Хлещет по ногам. Грёзы молят мир о смерти Иль ушли к врагам, Унижение смеётся, Превозносит зло. А душа на волю рвётся Птицей о стекло. Не дыша душа упала Кованым крестом, С нею святость умирала В человеке том. А жестокость стала старше, Опытней, умней, Злоба – больше, подлость – дальше, Зависть – зеленей. И пошёл блуждать по свету Бывший человек: Ни ответа, ни совета, Да и счастья нет... ...Уж фонарь не смотрит в спину, Темнота – что нож. Вот она, моя осина, И по телу – дрожь.

Отцвели лазурной синью Неба терема. Наступила на Россию Валенком зима. Завершились перелёты В лето за жарой. Застрочили снегомёты Белой мошкарой. Солнечных палящих кистьев Выжато вино. Холод на оконных листьях Выложил панно. Воды скованы железом Белых кузнецов. И лыжня петляет лесом Сосен-мертвецов. Режут гладь в зеркальных лужах Лезвия коней. Да юлой позёмку вьюжит Стрибог-суховей. Отплясала праздник года Хвойная краса. Собирают в непогоду Трубы голоса. Королю берлоги снится Ход в огонь малин, Где ему щебечут птицы Пчёл медовый гимн. Да, невечные морозы На сезон уйдут. Потекут по крышам слёзы, Чучело сожгут. Протрубит весна победу. Всё родится вновь, Расцветёт лазурью небо, И взойдёт любовь.

Снова тихо спускается вечер С белоснежного облака сна. Раскрывает объятия ветер, И нежданно заходит Она… Тело словно становится пухом, Что в июле летит с тополей, Тело вьётся неведомым духом По бескрайним просторам полей. То оно устремится за птицей, Улетевшей в чужие края. То оно обратится в синицу Или, может быть, в журавля. Наконец, попадаешь в долину, Где покой, где прохлада, где свет, Где не рушатся замки из глины, Где ни смерти, ни времени нет. Там за тридевять звёзд все заботы, Там на тысячи вёрст нет беды, Там за сотни веков все работы, Там желанные духу мечты. И по всей синеве небосвода Протекает там Лета – река. Вдаль посмотришь – какая свобода! Приглядишься – какая тоска!

Уготована нам жизнь, полная соблазнов. Так и мечется на край с края нервный разум. Слабость медленно всплывёт или выйдет сразу Молоком из берегов обливного таза. Вновь наивная любовь локти обкусает, Снова вера будто град на жаре растает. Нам бы, бедам вопреки, не упасть с обрыва, Не распаться б на куски от страстей порыва, Нам в себе бы обуздать то, что к воле рвётся, Нам бы жить да поживать, но... не удаётся.

В зелёной пучине елового леса Слонялась кручина без цели, без места И встретила горе – родимого братца. Найти бы кого им, да в душу забраться, Найти б человека в лесной глухомани… Колючею веткой кого ты заманишь? Ужель ныне зря мы борами бродили И впору нам слёзы пустить крокодильи? Но – шорох по кронам, напуганы птицы. Идёт одинокий грибник с коробицей. Вот будет потеха! – вскричала кручина, И горе набросилось вдруг без причины. Заныло под сердцем, не слушают ноги. Чудак заплутал, позабыл все дороги. В уме – ералаш, и рука опустилась. А лес всё темнее, и тучи сгустились, И ухает филин, и каркает ворон, И ели, как лешие, шепчутся: - вот он! И страх все движенья сковал и опутал. И крик бесполезен, и жизнь – две минуты… Но всё не так плохо, как думалось прежде: Последней всегда умирает надежда. Смятенье и страх пропадут, не иначе, И выйдет на русский «авось», наудачу На Богом забытую стёжку лесную Заблудший грибник. А потом на родную До дома дорогу. И ею дойдёт, И детям грибов в туесе принесёт... Нас в жизни надежда не раз выручала Душою не пасть и начать всё сначала. Она – путеводная нить Ариадны, Она нам приходится истиной главной, Она – на войне и в любви, и на дыбе. И нам без неё, как без воздуха – гибель.

До нелепости лица наивны И взоры невинны У вкусивших эдемово яблоко Глупых людей. Но под грузом заботы Уже прогибаются спины, И не может надежда прощенья Вас сделать сильней. Ведь потеряна ценность. Её вам вернуть невозможно. Искушенье в пучину пороков Швыряет тела. Верный путь отыскать Заблудившимся вчетверо сложно. Отыскать трудно место, Где раньше надежда была. Закопал свою веру В овраге бездумных поступков, И низвергнутым ангелом Стало теперь божество. Уж разлиты грехи – До краёв переполнены кубки, А испивших до дна Ожидает потеря всего.

Желторогий месяц смотрит Из пушистых облаков Как пугливый ветер спорит С кроной вековых дубов. Черноокий мрак таится Из-за каждого ствола, Созерцает филин-птица Ночь из тёмного дупла, В никуда ведёт тропинки Исчезающая нить, Тихо шепчутся травинки, Всё живое хочет жить. ...Крепко сжатые ладони, Страха полные глаза, Видят дети: ветви стонут, Слышат: копится гроза. Обнимаются деревья, Рощи водят хоровод, Где-то волки воют: «Здесь я!» В тёмно-синий небосвод. Мелкий дождь заходит полем, Мелко дрожь сверлит в ногах. Мы воспитываем волю! Мы испытываем страх!

Среди нас жила не пава, но дева. За её плечами хрупкими были Цвета нежности прекрасные крылья. То ли дар любви, подарок ли с неба. И она летать умела немного Наяву. Ну а во сне - нет ей равных. Крыльев взмах – Полёт красивый и плавный Над обыденности серой дорогой. Не без ненависти сердце людское. Сердце злоба неуёмная гложет: Я ползу. Да как летать она может? Не давала людям зависть покоя. Злые люди понаделали капель, Напоили ими деву обманом, Усыпили её сладким дурманом, А потом на стол хирурга – Под скальпель. Все кошмары вдруг становятся былью И летать уж дева больше не будет. Лишь злорадно ухмыляются люди, Да рубцы остались, где были крылья. Что за жизнь, когда мечты погубили, А на крик души в ответ: «Тише! Тише»?!! Вышла дева на высокую крышу. И в последний раз взлетела. Без крыльев.

Строки геройских романов читая, Рыцаря сердца себе сочинила – Доблестной чести, неведомой силы. Веря, надеясь, ждала и любила, Там, в небесах, над судьбою витая. Но с настоящим столкнулась однажды, С разным, большим, но обыденным миром, Где нету ангелов, только сатиры, Злые от власти, блестящие с жиру, Не утолившие подлости жажду. Что же ты, рыцарь наивного детства, Не уберёг от беды свою даму, Не снизошёл до поступков желанных, Смолкли фанфары мечтаний нежданно, Горечь печали оставив в наследство. Так и жила в одинокой печали, Долго не зная, что счастьем ей станет Скромный и тихий обычный «ботаник», Но, как она, безнадежный романтик. Вот как бывает. А вы чего ждали?